Пока ветеран рассказывает о своих подвигах, правнучка Женя рассматривает награды мужественного предка.
22 сентября мы чтим память погибших партизан и подпольщиков, а также чествуем тех, кто остался в живых. Последних с каждым годом всё меньше, а беседовать с ними порой приходится в больнице. Как получилось у меня с 89-летним Николаем Сысоевым, который в годы Великой Отечественной войны в оккупированном Сталино (теперь Донецк) расклеивал листовки, работал связным и помогал военнопленным.
Мог пристрелить любитель зарядки
Младший сын многодетных брянских крестьян (у него было четыре сестры и три брата) перебрался в Сталино в 1935-м, после смерти отца.
– Здесь к тому времени устроилась одна из сестер, вот мы с мамой и подтянулись, – вспоминает он. – Купили домик неподалеку от металлургического завода… В школе я был комсоргом, ворошиловским стрелком. Имел закалку самую что ни на есть советскую. Поэтому после того, как грянула война, сразу бросился в военкомат. А мне – от ворот поворот. Мал, дескать, еще… Я действительно был – метр с кепкой. И по годам не вышел – 16 едва стукнуло. Обидно было до слез. Но я нашел себе применение – влился в подполье Калининского района, которое организовал Андрей Вербоноль. Немец по национальности, он партизанил против германских оккупантов еще в 1918 году.
– Те времена я, конечно, не застал. А оккупацию осени 41-го помню, будто было вчера, – делится Николай Леонович. – Сперва с рутченковского направления ворвались итальянцы на мотоциклах. Стреляли в воздух, поводили в наши стороны пулеметами… А вскоре подтянулись и немцы. Ввели комендантский час, стали вешать и расстреливать людей. Подлецы, которые пошли полицаями, выдавали коммунистов, евреев…
Штаб подпольной организации Вербоноля находился в Рыковском поселке, но ее члены работали по всему городу, сотрудничая с товарищами из Кировского района, поселка станции Сталино, макеевчанами и славянцами. В группе Андрея Андреевича имелось три радиоприемника, что позволяло наладить выпуск листовок с сообщениями Совинформбюро. Подпольщица Чистякова, работавшая врачом на металлургическом заводе, набирала их на пишущей машинке, спрятанной в одном из кабинетов. А Иванова, которая имела доступ в городскую управу, печатала там листовки на ротаторе.
– Однажды мне и другу Вите поручили расклеить листовки, – продолжает Сысоев. – Текст был традиционный: призыв вредить оккупантам, заверения, что наши войска еще обязательно вернутся. На дело пошли ранним зимним утром, понадеявшись, что немчура в это время будет крепко спать. Уже немало расклеили в районе парка Щербакова, как вдруг из калитки домика с красивым забором (мы его уже изрядно покрыли листовками) выскакивает немец в одном галифе. Оказалось – любитель делать зарядку на свежем воздухе и растираться снегом. Бежит к нам, пистолетом размахивает: «Ком! Партизан?». Наше счастье, он по-русски читать не умел. А то пристрелил бы на месте. Мы же наплели, что выполняем задание губернатора – клеим-де объявления с призывом отправляться на работы в Германию. Он пистолет спрятал, сигаретами нас угостил. «Гуд, гуд!» – говорит… Драпали мы оттуда, аж пятки сверкали.
Полицаи избили до полусмерти
Всё с тем же другом Витей они отслеживали передвижения немецких составов. Однажды в районе Ясиноватой даже засыпали в буксы колес щебень и песок. Из-за этого поезд с танками надолго задержался в пути. Возможно, это спасло не одну жизнь наших воинов.
А когда в столицу края прибыл для координирования действий подпольщиков старший политрук Александр Антонович Шведов, Коля стал его связным. Мотался с донесениями, передавал сводки.
– На втором ставке, неподалеку от железнодорожного вокзала, была хибарка у балки. Оттуда женщина-разведчица передавала по рации за линию фронта те сообщения, которые я приносил, – рассказывает ветеран. – О передвижении сил противника, о действиях партизан. А принимала приказы…
Особенно Николай Леонович гордится тем, что помогал освобождать наших военнопленных, которых сгоняли в Сталино тысячами. Подпольщица Лебедько, работавшая паспортисткой в полиции, похитила более 200 бланков паспортов, около 500 временных удостоверений и пропусков (аусвайсы). Без них в то страшное время и шагу нельзя было ступить. Подшивалов, ставший помощником начальника полиции на Калиновке, их оформил, используя данные умерших людей.
– Когда пленных удавалось вырвать из лагеря, мы прятали их по специальным квартирам, – продолжает Сысоев. – Там уже давали одежду, еду, документы и переправляли дальше, в том числе к линии фронта. Иногда удавалось увести наших ребят прямо из-под носа оккупантов. Выгнали, к примеру, пленных чистить снег. А я рядом кручусь, с аусвайсами. Улучаю момент, сую им документы. И они смешиваются с гражданскими. Кому-то из надзирателей деньгами рот закрывали, а кому-то – свинцом.
В начале июня 42-го юркого хлопца засекли. «Подозрительно часто здесь этот пацан крутится, – сказал один полицай другому. – Давай-ка его в жандармерию сдадим». – «Да зачем тебе это надо? – удивился второй. – Я ему сейчас сам устрою «жандармерию».
Обрывки разговора долетели до Николая. Но он, принесший около 20 аусвайсов (к счастью, они были надежно спрятаны в обуви), надеялся, что пронесет. Ошибался.
– Когда один из них подошел ко мне с ехидной улыбочкой, я ему в ответ тоже улыбнулся. А он мне – хрясь! – прикладом по голове. Раз, второй! В глазах потемнело, но на ногах каким-то чудом устоял. Тут второй подлетает – и давай тоже лупить. Я упал, почти сразу отключился, – смахивает слезы ветеран. – Товарищи, которые были неподалеку: Григорий Тихонов и Яков Голин, рассказали потом, что били эти гады меня долго. Прикладами, ногами… Ребята, конечно, помочь мне не могли – им бы самим досталось… Уже потом, когда те зверюги бросили меня в кювет, Григорий и Яков подобрали и отнесли на явочную квартиру. Там же лечили. Оказалось, что у меня сломаны нос и ребра, пробита голова. Последствия всего этого аукаются и теперь, – вздыхал подпольщик, с которым мы беседовали в неврологическом отделении двадцатой больницы.
После того, как Николая подлатали и он достаточно окреп, Шведов отрядил его в Шахтерский район. Оттуда Сысоев приносил свежие данные, вместе с тамошними подпольщиками участвовал в диверсиях: то высоковольтную линию взорвут, то мост…
Богат на наследников
После освобождения нашего края он сразу направился в военкомат. Тот располагался в третьей школе, девять классов которой Сысоев закончил накануне войны.
– Просился на фронт, где по-опаснее. А меня отправили в 46-й кавалерийский полк, который практически не принимал участия в сражениях, – сокрушается Николай Леонович. – Победу встретил в Чехословакии. Потом мы стояли в Польше. Мне там еще подарили зажигалку с часами – два в одном. Долго служила… Как-то наши ребята забили кабана, так я его готовил для офицеров. Вкусно получилось… Потом нас отправили на Японию, которая тоже ввязалась в войну. Но пока мы доехали, там уже всё кончилось…
В Донбассе его ждал новый фронт – трудовой. Пошел разнорабочим в «Сталиншахто-строй», учась по вечерам в техникуме на строителя. Возводил различные объекты на шахте им. Засядько; уже будучи прорабом, строил жилье для горняков, ДК им. Горького, сейчас переживающего реконструкцию; дома, в одном из которых нынче расположен Киевский райсовет ветеранов, куда входит и Сысоев. Около полувека отдал он металлопрокатному заводу (возле шахты «Бутовка-Донецкая», сейчас – «Путиловская»). Там же трудились два сына, невестки…
Ветеран, имеющий орден Великой Отечественной войны II степени, награды «За мужество», освободителя Донбасса, партизана-подпольщика, богат на наследников. У него четыре внучки, правнук и две пра-внучки. Одна из них, Женечка, пришла проведать Николая Леоновича в больницу. Ей девять лет, занимается бальными танцами, изучает немецкий язык, учится в музыкальной школе играть на кларнете.
– Нагружают малышку сильно, – переживает Николай Леонович. – А она – умница, справляется.
Как и он сам когда-то справлялся с непосильной нагрузкой, страхом и огромной ответственностью, став маленьким винтиком большой машины сопротивления оккупантам.
Их осталось меньше ста
Бойцов сопротивления, действовавших в Сталино, условно можно разделить на три группы: официальное подполье, оставленное при отступлении партией и органами НКВД; неофициальное, организовавшееся без участия партийных и военных структур из числа патриотически настроенных граждан; объединенное, появившееся в результате подчинения неофициальных групп командирам, присланным из-за линии фронта. Сопротивленцы проводили диверсионные работы, собирали сведения о движении и составе вражеских частей, передавая информацию в центр, распространяли листовки. Многие подпольные организации были уничтожены, но жару оккупантам дали – будь здоров! Так, 25 августа 43-го на Путиловском аэродроме инструктор-подрывник Мамедова уничтожила склад авиабомб и бензина. Тогда погибло и было ранено 42 фашиста. Точное количество донецких подпольщиков установить невозможно, но, предположительно, их было около тысячи. Сейчас во всём регионе осталось менее ста участников партизанского и подпольного движения в нашем крае.